Тертый шоколад.
И высоковольтные разряды разочарования зарядили собой воздух. Ночь окутала пеплом и сонным голосом уставшего Бэна Харпера.
мне столько горя в жизни не приносил еще никто. грубо скроенные вопросы и царапины на душе. пробил брешь во мне, проел плешь мне, врешь мне... и не краснеешь.
Сироп вымыло на берег зеленоватой водой. Уставшая и злая, я блуждала по лабиринтам чужой души, да завела в свою. прихрамывала у сердца, огорожденного синей изолентой, тыкала в него пальцем и удивлялась его крохотности. я ведь не знала, что оно во мне. я ведь не знала, что оно есть.
и от меня никому, ничего, никогда, совсем, бесконечно не надо. пропитана жалостью к себе. пропитана горечью. растерзана мужчинами - отцами, братьями, любовниками, детьми. пора бы остричь волосы своему Самсону. пора бы заставить его замолчать. пора бы взять себя в руки. но меня плавно раскачивают твои. и я просто слишком устала, чтоб двигаться.
бессоница шлет мне пустые письма, пустые мысли. пустое небо кричит туманом, ветром, зимой и сожалениями. пустой Бог рисует на моих плечах узоры терновником.
я ношусь по всему городу с бутылкой рома, позвякивающей, если соприкасается с ключами от твоего дома. когда ты подаришь мне ключи от своего сердца? или я все еще в позе скулящей собаки? я устала. мне теперь быстро надоедает кнут, и пряники я разлюбила.
струны перебирай медленнее. опускай в меня своё нутро разъяреннее. съедай всю меня - это сливки, а не объедки. моему первому мальчику досталась живая девочка. тебе досталась мертвая. у тебя будут еще. у меня уже... моё чрево гниет. меня не ждут в Минске. я шепчу себе, каждое утро, что все хорошо. собираю вещи. забываю их дома. ухожу из дома. возвращаюсь домой. не сплю дома. просыпаюсь дома.
иногда я улыбаюсь, когда получаю от него сообщение. но чаще я грущу - мне нельзя быть. с ним. в нем. у него.
мои ангелы-хранитили спились. судьба раздает никчемные карты. секутся волосы. и семя не проростает во мне.
мне столько горя в жизни не приносил еще никто. грубо скроенные вопросы и царапины на душе. пробил брешь во мне, проел плешь мне, врешь мне... и не краснеешь.
Сироп вымыло на берег зеленоватой водой. Уставшая и злая, я блуждала по лабиринтам чужой души, да завела в свою. прихрамывала у сердца, огорожденного синей изолентой, тыкала в него пальцем и удивлялась его крохотности. я ведь не знала, что оно во мне. я ведь не знала, что оно есть.
и от меня никому, ничего, никогда, совсем, бесконечно не надо. пропитана жалостью к себе. пропитана горечью. растерзана мужчинами - отцами, братьями, любовниками, детьми. пора бы остричь волосы своему Самсону. пора бы заставить его замолчать. пора бы взять себя в руки. но меня плавно раскачивают твои. и я просто слишком устала, чтоб двигаться.
бессоница шлет мне пустые письма, пустые мысли. пустое небо кричит туманом, ветром, зимой и сожалениями. пустой Бог рисует на моих плечах узоры терновником.
я ношусь по всему городу с бутылкой рома, позвякивающей, если соприкасается с ключами от твоего дома. когда ты подаришь мне ключи от своего сердца? или я все еще в позе скулящей собаки? я устала. мне теперь быстро надоедает кнут, и пряники я разлюбила.
струны перебирай медленнее. опускай в меня своё нутро разъяреннее. съедай всю меня - это сливки, а не объедки. моему первому мальчику досталась живая девочка. тебе досталась мертвая. у тебя будут еще. у меня уже... моё чрево гниет. меня не ждут в Минске. я шепчу себе, каждое утро, что все хорошо. собираю вещи. забываю их дома. ухожу из дома. возвращаюсь домой. не сплю дома. просыпаюсь дома.
иногда я улыбаюсь, когда получаю от него сообщение. но чаще я грущу - мне нельзя быть. с ним. в нем. у него.
мои ангелы-хранитили спились. судьба раздает никчемные карты. секутся волосы. и семя не проростает во мне.